Ты не обманываешь себя? – допытывался разум. Уверена, что все будет так просто?
Не вполне… – говорило сердце. Но поделать с собой ничего не могу…
– Я поклялся себе, что заставлю ее увлечься мной по-настоящему, – процедил сквозь зубы Герберт. – И, как только она станет моей, перевоспитать, научить меня уважать. Поклялся и добьюсь своего, любой ценой. Так ты мне поможешь?
Дебора, уже почти готовая обвить его шею руками, еще колебалась.
– Помогу, – сказала она, думая о том, что после сегодняшней ночи должна будет искуснее прежнего маскировать свои чувства.
– Я знал, что ты не откажешь, Деб, – пробормотал Герберт, снова протягивая к бутылке руку.
Дебора хотела было опять остановить его, но вдруг решила: чем пьянее он будет, тем лучше.
На этот раз Герберт наполнил бокал на четверть и осушил залпом.
– Деб, дружище… – прошептал он с горечью. – Если бы ты только знала, как мне паршиво…
Ждать дольше, видеть его мучения Дебора уже не могла. Ее пальцы, будто сами собой, коснулись его мускулистого предплечья и скользнули выше.
– Не убивайся так, – ласково ответила она, еще не решаясь взглянуть ему в глаза. – Очень тебя прошу… Мне невыносимо смотреть, во что ты превращаешься. Ты… Отважный, умный, настырный. Вспомни: ребята с улицы считали тебя местным героем.
Герберт усмехнулся, и Дебора против воли устремила взгляд на его губы. Вторая ее рука поднялась и несмело дотронулась до плотной Гербертовой шеи – так хорошо знакомой и настолько недостижимой для ее ласк. Сердце забилось быстрее и беспокойнее, и стало трудно дышать. В груди, внизу живота разлилось волшебное тепло, перед глазами слегка потемнело.
Герберт замер, время будто остановилось. Дебора смотрела на его губы безгранично долго, пока окончательно не лишилась способности здраво рассуждать и держать себя в привычных рамках. Потом будто в режиме замедленного воспроизведения наклонилась и, закрыв глаза, чтобы не видеть Гербертова взгляда, потянулась губами к его губам.
Они приняли ее с радостью! Горячие, раскрасневшиеся, пропахшие виски… В поцелуе Дебора вознеслась с грешной земли в сказочные высоты и отбросила остатки сомнений, чувствуя себя счастливейшей в человеческой истории женщиной.
Все, что последовало дальше, было сплошным сладким сном. Снимая с Герберта футболку, гладя и целуя его плечи, шею, грудь, Дебора любила его до помутнения сознания, а о своих страхах и робости больше и не вспоминала. Разум отключился, второе «я» как будто умерло. Властвовало лишь сердце, трепещущее от избытка чувств.
– Деб… – сдавленно и несколько растерянно то и дело шептал Герберт.
Дебора поцелуями просила его умолкнуть и с исступлением человека, жить которому остается всего несколько часов, одаривала и одаривала любимого ласками.
Она проснулась среди ночи и сначала не поняла где. Но, почувствовав на своем обнаженном плече чью-то крупную руку, все вспомнила.
И к собственному великому удивлению, во весь рот улыбнулась. Сбылась ее давняя мечта, пусть всего на треть или даже на четверть. Или на тысячную долю… Но еще вчера утром или в обед она и на это-то не смела рассчитывать.
Следовало теперь подняться, найти в темноте белье, футболку и джинсы и тихонько исчезнуть. Но вставать, одеваться и уходить из комнаты, где еще пахло их страстью, безумно не хотелось.
Полежу еще минутку и уйду, мысленно пообещала себе она. Нет, две минутки. Ведь он больше никогда не обнимет меня во сне, ни разу в жизни не согреет теплом своей обнаженной груди, бедер…
Прошло не две минуты, а, наверно, добрых полчаса, когда Дебора все-таки заставила себя подняться с дивана. На ее губах больше не сияло улыбки, а сердце, точно раненое, изнывало от нестерпимой боли.
В эту ночь Дебора так больше и не смогла сомкнуть глаз. Чем светлее становилось за окном, тем меньше оставалось желания вступать в новый день, а в голове кружило больше вопросов.
Смогу ли я теперь спокойно смотреть на него? – снова и снова спрашивала у себя она. Сумею ли сделать вид, что не придаю нашей связи особого значения, убедить Герберта в том, что с легкостью обо всем забуду? Как стану выслушивать его новые рассказы о слепом преклонении перед Фионой? Да и не решит ли он, что откровенничать со мной больше не стоит?
Нет, не дай бог! Надо постараться сыграть роль достойно, а то он, чего доброго, вообще перестанет со мной знаться…
Я должна вести себя как обычно, по-прежнему давать ему советы насчет Фионы, в свободные вечера ужинать у него и выслушивать все, что ему ни захотелось бы рассказать. Фиона…
Ей вдруг вспомнилось, что Герберт заявил вчера, дескать, любой ценой сделает капризную сотрудницу своей, и попросил ее, Дебору, о помощи. Сердце сильнее заныло, но, стараясь не обращать на него внимания, она ухватилась за эту мысль.
Сам Герберт после случившегося, о чем бы мы там с ним ни договорились, наверняка не вернется больше к вчерашней беседе, пришло на ум. Значит, это сделаю я. Тем и докажу, что не имею на него видов, что остаюсь его преданным другом и мечтаю, чтобы так было всегда.
А как бы хотелось поступить совершенно иначе! Открыть перед ним душу, рассказать о любви… О том, что я соблазнила его вчера не по прихоти, не от скуки, не из-за жажды новых впечатлений и не из-за распущенности. А потому что брежу им одним несколько лет, и потому что вчера получила единственную в жизни возможность…
Нет! Так я лишь отпугну его, вообще потеряю. По одной простой причине: он не любит меня. И, дабы не мучить, поспешит тогда уйти из моей жизни. Навсегда.