– Не-а. Ограничилась почти незаметным кивком. Но довольно дружелюбно и весело со мной заговорила, поэтому я постарался о розе забыть. Угадай, что произошло, когда я затормозил у того второго дома.
Дебора пожала плечами.
– Бог его знает. Может, там живут какие-нибудь ее родственники и Фиона «заглянула к ним на минутку», а отсутствовала целый час? – высказала она первое пришедшее в голову предположение.
Герберт опять засмеялся хриплым, пропитанным обидой смехом.
– Как бы не так! Там живет один из сотни ее воздыхателей. Он уже ждал нас на крыльце, а увидев, забрался ко мне в машину, будто в свою собственную!
Дебора недоуменно покачала головой.
– Что за бред?
– Никакой это не бред – именно так все и было. – Герберт с остервенением схватил со стола бокал, наполнил его и снова вылил в рот. – Я сначала буквально дара речи лишился. Стал придумывать этой нелепости разные разумные объяснения: уверять себя в том, что сейчас, мол, все прояснится. Это ее брат или одноклассник, у него внезапно сломалась машина, и его надо подвезти туда-то и туда-то. Но эти двое ничего подобного, разумеется, и не думали мне сообщать. Потому что никакой это был не брат и не одноклассник.
Его лицо потемнело, и Дебора испугалась, что он сейчас ударит по столу рукой или разобьет колонку, из которой продолжала литься уже негромкая музыка.
– Какое-то время Фиона, повернув голову, одаривала дружка улыбками, потом лениво сообщила: через двадцать минут нам надо быть в Гарфилд-парке. Думаешь, я поступил, как следовало? Послал их обоих к чертям собачьим? Вовсе нет! Не сделал ничего подобного!
Герберт снова вскочил и стал мерить комнату широкими шагами. Больше всего он злился не на капризы Фионы, а на самого себя, на безволие, которое в нем неизменно рождало ее присутствие. Невелика бы была беда, если бы по природе своей он был человеком безответным и раболепным, – он же был натурой яркой и сильной, потому ненавидел себя за слабость.
Продолжения Деборе пришлось ждать долго. Герберт остановился у окна и снова заговорил – безжизненным глухим голосом – по прошествии лишь минут пятнадцати.
– В Гарфилд-парке, на скамейке, в том самом месте, где Фиона распорядилась остановить машину, сидел третий идиот. Такое вот наша раскрасавица придумала себе на субботу развлечение: собрать в одном месте нескольких обожателей и убедиться в том, что ни один из них не посмеет ей и слова грубого сказать. Можешь себе такое вообразить?
Дебора даже не захотела представлять, насколько униженным и потерянным чувствовал себя в те злосчастные минуты Герберт. И медленно покачала головой.
– Нет, такого я вообразить не могу. Создается впечатление, что у вашей Фионы… – Она осеклась, подумав, что слишком много себе позволяет, но все же договорила: —…не все в порядке с психикой.
Герберт мрачно на нее взглянул и криво улыбнулся.
– Скорее, у нее-то с психикой полный порядок. Кому не мешает полечиться, так это придуркам типа нас. – Он снова потянулся к бутылке.
Дебора остановила его, взяв за руку.
– Хотя бы не так часто, Герберт. Тебе же с непривычки плохо станет.
– Ну и пусть! – Герберт вырвал руку, но Дебора снова ее схватила и сильнее сжала.
– Нет уж. Пока я здесь, не позволю тебе отравить себя. Понял?
Герберт глубоко вздохнул и, к удивлению Деборы, перестал сопротивляться. У него была крупная, теплая и настолько мужественная рука, что в его странные проявления мягкотелости просто не верилось. Дебору вдруг посетила сумасшедшая идея: притянуть его к себе, заключить в объятия, осыпать поцелуями, чтобы он хоть ненадолго забылся. От мысли, насколько легко в таком состоянии можно склонить его к близости, голова пошла кругом, а сердце забилось чаще. Снова испугавшись, что идея чересчур смелая, Дебора медленно разжала пальцы.
Герберт сел и продолжил свой мучительный рассказ.
– Буквально через пять минут Фиона оставила нас втроем, а сама села в такси и, махнув нам в окно рукой, укатила. Мы постояли на месте, не глядя друг на друга, и разошлись. – Он мотнул головой. – Мне и в страшных снах не снилось, что однажды я попаду в такую зависимость к женщине. Но ничего! – Он сжал кулак и ударил-таки по столику. Бутылка лишь слегка пошатнулась. – Знаешь, я задумал во что бы то ни стало влюбить ее в себя. Надо дать ей понять, что это такое – сходить по кому-то с ума. С понедельника пущу в ход новую тактику: не стану обращать на нее внимания или… В общем, я еще не решил, как буду действовать… Если хочешь, составим план действий вместе.
– Угу, – промычала в ответ Дебора, слыша его и не слыша.
Взбудораженная собственной идеей, внезапно пришедшей ей в голову, она сидела, глядя перед собой, и вела со своим вторым «я» жаркий спор.
Не придется ли потом горько пожалеть, если ты решишься на это? – спрашивал голос разума, реагируя на ее разрастающееся желание воспользоваться случаем. Не знаю, отвечало сердце. Но вспоминать об этом до скончания века буду как о высшем благе. Второй возможности, может, никогда больше не выдастся, и тогда всю жизнь целовать и обнимать любимого можно будет только в мечтах.
А сам он как к этому отнесется? – не унимался недоверчивый разум. Что скажет завтра, когда проснется трезвый и все вспомнит?
Во-первых, может, после нескольких бокалов виски и вообще не вспомнит, стояла на своем душа. А если и вспомнит, то смутно… Тогда, конечно, растеряется. Попросит прощения за то, что до такого состояния напился. И… предложит обо всем забыть. Если я объяснюсь ему в любви, это как будто к чему-то его обяжет. Если же мы позанимаемся сексом без излияний и лишних слов, то сделаем вид, что ничего не было. И заживем как прежде – сосед и соседка, давние друзья.